Как раз среди техников, в широком смысле этого слова, всегда было много думающих и толковых людей, но их почти всегда все устраивало ("нас и так неплохо кормят!"), потому особенно в социальных движняках не участвовали: некогда и незачем
??? Реально НЕКОГДА было рабочим и крестьянам - они пахали как папа Карло, после этого были выжатые как лимон - почитайте классиков. Так что интеллигентам (даже из дворян!) и инженеро-технарям пришлось эти вечно усталые и инетртные массы агитировать и расшевеливать - а потом и возглавить. Зачем это нужно было интеллигентам и инженерам ? Потому что были в наличии 1) ум и 2) совесть.
А Вы опять к "воткинщине" скатились - она и тогда , и сейчас имела и имеет мизерный процент
Она реально была глупостью - довольствоваться объедками с хозяйского стола (даже сейчас любой "бизнес" есть объедки с экспортно-импротного стола, за которым пируют другие) - вместо того чтобы строить жизнь по своему (без хозяйчика) разумению.
Добавлено спустя 43 минуты 53 секунды:Из фронтовго письма - про "неправильных" хорошо кормящихся, обиженных и т.п. и вообще зачем им это, и вообще о роли компартии и принципах ее комплектования:
Мы отошли к лесу, и по дороге он сказал, чтобы я написал заявление с просьбой принять меня в партию, на что я ответил: «У меня отец арестован как враг народа».
Мой собеседник жестко парировал: «Это там, на гражданке, пускай разбираются, а здесь идет война, и ты, Рябов, нужен партии! Понимаешь, всех людей можно разделить независимо от происхождения, образования, положения в обществе на тех, кто считает, что им все должны, и тех, кто считает, что сами всем должны: должны помогать, должны руководить, должны нести ответственность. Должны служить Родине! И это самое главное!
Институт дворянства уничтожен, и это правильно: дворянство выродилось и перестало должным образом служить Отечеству, что являлось его основной обязанностью. На фронтах империалистической войны трудно было найти столбовых дворян.
Но во все времена на Руси существовала надсоциальная и надклассовая прослойка народа, глубоко преданного Родине. Сейчас эти люди в коммунистической партии».
Таська, его слова убедили меня: наш дед был дворянин, а папа – член ВКП(б) с 1907 года.
Вот и всё.
Добавлено спустя 11 минут 52 секунды:Фронтовая дилемма :
Вторая черта – она ни чем не отмечена, это наша старая советская граница. Мы прошли ее быстро, без задержки, только видели издали противотанковые заграждения. Сзади остался маленький зеленый Себеж, последний русский город на нашем пути.
Латвия – это третья черта. С нашей стороны всё горит, дым стелется на десятки километров, скот угнан или застрелен. А у них – цветущие села, мирное население и много скота. Это – политика. Это сделано немцами для того, чтобы восстановить население против нас, если мы будем его обижать. А ведь последние села Калининской области жгли исключительно латыши, так приказали им немцы. Мы шли и мечтали за это отомстить Латвии! Что теперь делать?
Добавлено спустя 2 минуты 55 секунд:В Германии:
14.3.45
Германия начинает плакать!
Правда, трудно их заставить плакать: слишком много у них всего. За 15 дней в одном поселке мы не смогли съесть всех гусей и индюшек, не говоря уж о курах. Вас от снабжения фронта освободили, кажется, окончательно, теперь проживем как-нибудь на подножном корме. Прогулку по Германии проделали порядочную, и все мечты солдата о разрушении Германии рушатся. Вспоминается 41-й год, переводчик Джамбула, комиссар стрелкового полка легендарной Панфиловской 7-й гвардейской дивизии, при встрече с нами (обе дивизии алма-атинские) произнес зажигательную речь и закончил тем, что пообещал немцам, что они узнают запах гари их земли. И с этими мыслями мы прошли тысячи километров, но увы – Германия не горит; да, это факт: сгореть может только один дом. Разве солдаты мечтали об этом? Все остается целым; нужны большие усилия для разрушения, и «пустыни» Калининской области неповторимы.
Я видел деревянные Великие Луки, так их сровняли с землей, я видел Митаву, выстроенную из камня, так там не укроешься от дождя. А здесь, даже у переднего края, мы живем в дому, правда, в стене дыра от снаряда – заткнули подушкой, стекла побиты – закрыли тряпками, и полный порядок.
В земле уже не живем и, вероятно, уже жить не будем, но ведь здесь и природы нет в полном смысле этого слова, куда ни глянет глаз – кругом столбы с проводами, кругом прямолинейные стрелы дорог. Что для вас дороги? Людям, живущим в городе, на одном месте, они не нужны. А для нас в течение четырех лет самым главным были дороги. Здесь они прямые, как стрелы, без перекрестков: одна по земле, другая над ней по мосту.
Первый бой на территории Германии. Нас перебросили на маленький плацдарм на западный берег Одера. Мы имели территорию 15 километров по берегу и 4 км от него вглубь. Вся эта площадь простреливалась немецкой артиллерией. И знаете, все-таки прежних ощущений нет, немцы уже дрожат. После двухчасовой артподготовки началось наступление. Наша дивизия шла во втором эшелоне, т.е. бой вела впереди идущая 101-я дивизия. За первые два дня продвинулись на 12км, это немного – 101-я дивизия слабела. В ночь на третьи сутки нас ввели в бой, рано утром полк «1024» погрузился на танки, и за один день он прошел 34 километра, взяв город Нейштадт, где соединился с 3-й танковой армией, наступавшей с севера. Этим завершилось окружение большой группировки южнее Оппельна.
Мы целый день шли по пятам за своими танками, в 12 ночи прошли станцию Рассельвиц – стоят железнодорожные составы, целые паровозы, как обычно, всё в порядке. В 2 часа ночи на станцию выскочили немецкие танки и заняли ее – дорога назад захлопнулась. Мы услышали сзади непонятную стрельбу, но продолжали идти вперед. Только рано утром выяснилось, что впереди немцы, сзади немцы, тылы наши отрезаны, боеприпасов почти никаких.
Так продолжалось трое суток: мы окружили немцев, немцы окружили нас – как слоеный пирог. Начали собирать немецкое оружие и боеприпасы; выхода нет – учились стрелять из фаустпатронов, настроение с каждым днем падало. Командир дивизии для охраны поселка вызвал противотанковый дивизион, на околице стояли пушки, стрелявшие каждую ночь по немцам, которые в темноте выходили из окружения и, как бабочки на свет, лезли на наш поселок. Ночью слышали, как рявкали пушки и строчили по поселку немецкие автоматчики. Рано утром на четвертые сутки в поселок вошли наши «самоходки», я увидел их в окно, вышел: говорят, что станцию взяли, и дорога полностью свободна. Затем приехали наши и стали выяснять, кто попал ночью под немецкие танки. Троих радистов потеряли.